Левиафан

Выдержки из книги
Сборник статей Карла Вудворда, редактора газеты «Новый Тарантианец»

Город-машина

Что такое Тарант? Этим вопросом я задаюсь уже много лет — и до сих пор не пришёл к достойному ответу. Разве можно осмыслить этого величайшего из монстров во всём Арканум? Под «монстром» не стоит понимать однозначную вредоносность сего явления — но чудовищную грандиозность его.

История города окутана мраком. Из истории нам достался лишь разнесчастный король с семейством, да и тот запомнился только своим таинственным исчезновением. После воцарения промышленников-карликов для нас наступило вечное «завтра» в противовес вечному «вчера».

Вчера был король, был застой, была провинциальность и замкнутость, консервативность и неспешность очередного феодального государства — в ряду многих. Завтра будет величие, будет гром и молния, будут невиданные машины и невиданные потрясения, будет Тарант — такой Тарант, перед мощью и гением которого склонится, изумлённый, весь Арканум. Но всё это — вчера и завтра. «Сегодня» для нас, тарантианцев, нет. Мы живём в постоянном изменении. Новое изобретение, новая профессия, новый политик, новая партия, новые народы, которых мы никогда не видели, но которые стекаются в город со всех концов мира.

Каждый год какой-нибудь завод ставит новый рекорд по выплавке чего-нибудь, с каждым днём что-то новое внедряется в обиход, становится модным и подобающим, а что-то устаревает и выкидывается за ненадобностью. Так же устареваем и мы. Ведь Тарант — это великая паровая машина. Мы — люди и орки, полуорки и полуэльфы, гномы и эльфы, карлики и полуогры… все мы лишь уголь в её горниле. Мы прибываем и убываем, и город выжигает каждого иммигранта дотла, находит что-то ценное, что-то нужное для себя — а на выходе остаётся только шлак. Немногим удаётся держаться над пламенем.

Пожалуй, стоит набросать в общих чертах социологию Таранта. Сейчас это модно — почему бы и мне это не сделать? Все горожане делятся на три группы. Во-первых, выскочки от Технологии, все эти студентишки с горящими глазами и тусклым мировоззрением, плюющиеся терминами и идеями, верящие в прогресс, как в дополнительного, тринадцатого бога. Бок о бок с ними — буржуа, радостные поборники демократии и эмансипированные дамочки. Вещают о правах и свободах, о долге и обязанностях. При этом дикие милитаристы и шовинисты, спят и видят, как бы оторвать кусок от какой-нибудь Камбрии или наступить на горло ещё одному Арленду, да и орков не воспринимают иначе, как немного сообразительных животных, которых периодически можно отстреливать — как загнанных лошадей или бешеных собак. В принципе, они тоже верят в прогресс, а потому всегда счастливы. В Таранте всё постоянно меняется, и слишком легко углядеть тут пресловутый «прогресс». Эта группы — люди «завтрашнего». А вот вторая группа — люди «вчерашнего».

Доживающие свой век старые маразматики в обветшавших от собственной роскоши особняках, кичащиеся дворянскими титулами и ежеминутно вспоминающие мифического (даже для них) короля. И ещё их внуки и внучки, ещё не впавшие в маразм, но уже впавшие в усталость от жизни. Они родились и выросли в эпоху Нового Таранта — я бы даже сказал, Подлинного Таранта! — но они тоже живут в эпохе, которой уже нет.

Отсюда — упаднические настроения, страсть к удовольствиям, увлечение эзотерикой. Они превратили свою жизнь в нескончаемую тризну по самим себе — и кутят, кутят, отпевают старый мир, рухнувший в могилу, и себя, скатившихся туда же.

Аристократы и буржуа оккупировали западную часть города. Этот Тарант уютен и приятен. В нём веет запахами химических опытов, дорогих духов или экзотических дурманов. Но есть другой Тарант, восточный. В нём пахнет гарью, потом и кровью. Здесь живут те, которые волей-неволей вылезли из «вчера», но в «завтра» попасть не сумели. Те, которых ещё дожёвывает чудовище под названием Тарант. Их положение усугубляется и тем, что в большинстве своём у них нет корней и нет воспоминаний, они приехали издалека, из разных мест, и город начисто стёр их старую жизнь.

Одни живут, как рабы, — те же фабричные орки. Другие делают вид, что живут нормально, но, по сути, влачат такое же рабское существование. Они не понимают, что происходит — и зачем происходит. Они суетятся, копят гроши, устраивают свои ничтожные комедии и трагедии — столь же ничтожные, как их сбережения. И силятся попасть в другую половину города, укрепиться, обосноваться там. Но это удастся немногим, слишком немногим.

Есть, впрочем, ещё одна — четвёртая — группа жителей. Это верхушка, состоящая, в основном, из карликов. Кто они? Что они?

Куда они идут — и куда ведут нас? Иногда меня посещает диковинная и пугающая мысль: что, если на самом деле они (карлики) — такие же шестерёнки, как и все мы? Что, если они так же, хотят они того или нет, выполняют лишь волю этого Великого Левиафана, Таранта, города, который уничтожил привычный мир? Бывает, что на рассвете я окидываю взглядом просыпающиеся кварталы, чёрные силуэты труб, из которых уже валит дым, покачивающиеся мачты кораблей, которые вовсю разгружаются, смотрю на фигурки, нервно спешащие в место, горделиво именующееся «работой» — и тогда мне чудится во всём этом: и в шагах, и в покачивании мачт, и в том, как клубится дым — один, общий ритм. И тогда я явственно чувствую дыхание Левиафана. Занятно, правда, что все тарантианцы при такой (плохой ли?) игре делают всегда хорошую мину. Все, до единого. Каждый найдёт, чем бы оправдать бытие этого города и своё бытие в нём.

Инженер затараторит о технологическом прогрессе. Буржуа наполнится благостными размышлениями о прогрессе политическом. Аристократ скроется за опиумной дымкой и эстетствованием на тему старины. Рабочий вытащит из недр своей забитой и полуголодной души мечту о том, что здесь всё возможно, что из грязи в князи… Да, может статься, и карлик вдруг выдаст какую-нибудь сентенцию о собственной избранности и о не лёгкости такого положения. Разумеется, выдаст, находясь в одиночестве, самому себе — я не говорю о тех сказках, которыми политики кормят нас в публичных выступлениях.

Бездна

Стоит отметить, что есть в Таранте место гораздо хуже, нежели восточные кварталы. Если у рабочих ещё есть надежда — и какой-никакой, но шанс — вырваться, то здесь ни надежды, ни шансов нет. Это место называется Бойлом. По моим сведениям, ещё около 1780 года неподалёку от Гаррилонского моста, на въезде в город, появилась лечебница для душевнобольных — «Королевская богадельня имени Роберта Бойла». В ту пору здесь ещё был старый и густой лес. Место казалось идеальным — недалеко от города, но всё же и за его чертой. То, что лечебница находилась рядом с дорогой, никого не смущало, да и больных держали под замком.

И вот состоялось свержение короля, пришла Великая Технологическая революция — и всё изменилось. Живописный лес был сведён на корню, и теперь больница одиноко маячила у входа в город. В самом городе прибыло новых жителей — и началась жестокая борьба за выживание.

Кто-то упал на дно — в рабочие кварталы, но кто-то погрузился ещё ниже — был вынужден покинуть город. Куда такие могли податься? Что бросалось им в глаза, когда они оказывалась вне Таранта? Конечно же, лечебница. Видимо, поначалу сердобольный персонал этого заведения соглашался приютить у себя горемык, изгнанных из города. Но поток изгнанников всё усиливался. И вот уже они стали оставаться здесь против желания хозяев. А вместе с обычными, безобидными неудачниками появились и преступники, посчитавшие это место удобной базой.

Да и грабить гостей города здесь было более чем удобно. Постепенно вокруг лечебницы вырос целый посёлок, населённый отбросами общества.

Остаётся загадкой, почему власти пропустили мимо внимания его зарождение. Скорее всего, потому что упала важность дороги — теперь пассажирские и грузовые перевозки осуществлялись либо по морю, либо по железной дороге.

Проще говоря, старый тракт стал попросту не нужен — он не приносил никакой экономической выгоды, а потому за ним и не следили. У меня есть и другая гипотеза: существование Бойла на первых порах было выгодно Промышленному совету. Действительно: это была своего рода резервация для маргиналов, «излишки» населения автоматически, самостоятельно «сливались» туда, не устраивая волнений в городе. Затем, видимо, Бойл должен был быть снесён, а его обитатели — разогнаны или арестованы. Но к тому времени, как Промышленный совет окончательно укрепил свою власть, а Тарант стал тем Тарантом, к которому мы привыкли, оказалось, что атаковать Бойл — значит развязать едва ли не гражданскую войну. Для ликвидации этого поселения потребовалось бы привлечение армии, которая в ту пору была связана войной с Камбрией и распылена в многочисленных экспедиционных корпусах. А Бойл меж тем рос и рос — в силе и в числе…

Переворот

Всё, что здесь написано, не претендует на абсолютную истинность. Скорее, это лишь субъективная реконструкция одной из самых загадочных и интересных эпох истории Таранта — эпохи переворота.

Рубеж 1820-х — 1830-х годов. Тарант ещё напоминает старые города образца феодальной эпохи. Ещё вполне просто встретить на его улицах тысячелетнего эльфа или искусного, умудрённого опытом мага. По утрам ещё стоит полная тишина, воздух чист и прозрачен. Время течёт размеренно — так же размеренно, как и вечерние прогулки аристократов по Кенсингтонскому Саду. По главной улице отправляются в поход закованные в доспехи рыцари. Каждый воскресный выпуск «Тарантианца» начинается со статьи, подписанной монаршим именем: сиятельный король не устаёт читать назидательные проповеди горожанам. Он исповедует панарийскую религию и желает, чтобы и обитатели Таранта придерживались той же благочестивой веры. Впрочем, большинство и так её придерживается.

Я, кажется, упомянул «Тарантианца»? Тут стоит остановиться. Ведь это знаковый момент: газета, выпускающаяся массовыми тиражами, — новшество последних десятилетий, связанное с усовершенствованием печатного станка. Смотрим дальше — и всё больше нововведений открывается внимательному глазу.

На востоке города уже появляются длинные трубы, портящие бессонным романтическим личностям лицезрение рассвета: теперь первые лучи солнца нередко теряются в клубах дыма.

Конечно, Гилберт Бэйтс ещё не изобрёл паровой двигатель, и перед нами лишь примитивные мануфактуры, но с каждым годом их становится всё больше и больше. Да и за строем горделивых рыцарей уже вышагивает городское ополчение, вооружённое не только холодным оружием, но и первыми образцами ружей.

Огнестрельное оружие, правда, пока не в почёте: у аристократии оно вызывает омерзение, равно как и чадящие мануфактуры. Поэтому в Королевском Совете регулярно выдвигаются разнообразные законопроекты против этих новинок. Совет в основном состоит из людей, полуэльфов и эльфов, держащихся за старые порядки, а карлики и немногие люди, отстаивающие промышленность и технологическое развитие, пребывают в постоянном меньшинстве — но, тем не менее, законопроекты не проходят, что вызывает негодование дворян.

Причины провала законов неясны, хотя частенько вето накладывает и сам король. Видимо, он не желает откровенно ущемлять интересы немаловажной части тарантского общества: с каждым годом налоговые поступления от промышленников увеличиваются, чего не скажешь о традиционной основе старой экономики — сельском хозяйстве.

В город прибывает всё больше инородцев. В основном это крестьяне, выходцы из земель вокруг Таранта, но появляются и пришельцы из дальних городов и стран. Им нужна работа, а мануфактурщикам нужно много рабочих, и чем дальше — тем больше. Коренные тарантианцы негодуют: в былые времена крестьян и всякие иноземный сброд в город и не пускали, чтобы не оскверняли они своим видом взор знатных господ. Промышленники в Королевском Совете оправдывают это тем, что без притока рабочих производство встанет — стало быть, и денег в казну больше не поступит. Король явно колеблется.

Несколько раз устраиваются демонстративные депортации рабочих. Но следом в город приходит новая волна иммигрантов. Впрочем, по сравнению с сегодняшними масштабами миграции, размеры этих волн показались бы нам смехотворными, но тогда это вызывало шок. Напряжение нарастает. В Королевском Совете оформляется проэльфийская партия, которая примешивает к классовому конфликту ещё и расовый: лидер группировки, Т’ал Энор, заявляет, что высшая раса эльфов может сотрудничать только с высшими из людей, дворянами, а низших эльфы не потерпят, потому что мигранты — почти что животные, не более развитые, чем орки. Это заявление вызывает, в свою очередь, возмущение в восточной части города, которая уже окончательно превратилась в район для рабочих, бедняков и иммигрантов.

Эльфийская партия надавливает на короля, и появляется закон, запрещающий жителям восточного района появляться в западном, аристократическом — кроме как, по специальному разрешению. Это приводит к росту агрессии среди рабочих, учащаются нападения на констеблей. Впрочем, и в дворянской среде становятся популярными милитаристские умонастроения.

Пятьдесят или пятьдесят пять лет назад группа карликов из разных частей Арканум стала собирать большие суммы денег, чтобы вложить их в новые технологии. Их богатство и влияние росло, и тогда всплыли на поверхность старые предрассудки. Карликов стали считать ворами. Другие расы не хотели, чтобы они пришли к власти.

Начались кражи, избиения и угрозы — загадочные письма в ночи, в которых «малюток карликов» предупреждали, чтобы они знали свое место. Карлики нанимали людей для охраны, но безо всякой пользы: они оказывались ленивыми и недостойными доверия.

Однако в какой-то момент ситуация начинает кардинально меняться — многие связывают это с появлением полуогров в качестве телохранителей карликов.

«Технологическое» меньшинство Королевского совета образует свою партию, назвав её «Промышленным советом». В этом названии аристократы увидели притязания карликов на власть — и подняли скандал. Под нажимом дворян король исключил карликов и людей-технологов из Королевского совета. Тем не менее, Промышленный совет продолжает функционировать, являясь чем-то вроде закрытого клуба для мануфактурщиков. Впрочем, деятельность его в те времена находится под завесой тайны. Примечательно, что он всё-таки не порвал контактов с королём, и тот в своих воскресных статьях иногда одобрительно отзывался о карликах. Более того, Промышленный совет даже пытался заниматься миротворческой деятельностью, пытаясь привести представителей рабочих и аристократов за стол переговоров. Дворяне обвиняли Промышленный совет в лоббировании интересов рабочих, хотя в действительности обитатели восточного района карликов недолюбливали и им не доверяли. У рабочего движения были свои, радикально настроенные, лидеры.

Кризис достиг апогея в начале 1831 года. В январе в город прибыла партия орков — они должны были выполнять самую тяжёлую работу на литейной мануфактуре.

Это стало последней каплей в чаше терпения аристократов. На очередном заседании Королевского Совета Т’ал Энор во всеуслышание оскорбил короля, назвав его тряпкой, и призвал его отречься от престола в пользу несовершеннолетнего наследника.

Это был слишком агрессивный шаг, и многие аристократы попросту ужаснулись и не поддержали антимонархическое движение.

Тем временем, по невыясненным причинам, в рабочих кварталах начались погромы. Сперва этому не придавалось большого значения, но затем группы мародёров стали проникать и в западную часть города. Судя по всему, одна из таких групп напала на Т’ал Энора и убила его и тех, кто его сопровождал. Об этом говорят немногочисленные очевидцы. Сами убийцы, однако, найдены не были. Шокированный король, не отрекаясь от трона, всё же передал чрезвычайные полномочия Королевскому совету, и тот сразу же ввёл в город войска — намереваясь попросту перебить всех рабочих. Но те оказали ожесточённое сопротивление (к тому же, невесть откуда, некоторые отряды повстанцев получали оружие; немало было снято и с трупов солдат и констеблей). На несколько дней Тарант погрузился в настоящий хаос. Король при этом безмолвствовал, хотя многие ждали от него какого-либо решения. Промышленный совет выпустил листовки с призывом остановить насилие и вновь передать всю полноту власти королю. Впрочем, листовка эта никакого эффекта не возымела.

Побоище на улицах Таранта длилось несколько дней и закончилось совершенно внезапно: по городу распространился слух, что король найден мёртвым в своих покоях, а его семья бесследно исчезла. Чуть позже слух подтвердился. Долгое время ходили толки, что убийцей короля стала его законная супруга, которая, правда, так и не была найдена.

Ошеломлённые противники на время прекратили противостояние. Однако возник вакуум власти, и это грозило новым хаосом. Положение усугублялось и тем, что многие лидеры, как аристократического, так и рабочего лагеря, притязавшие на власть, были либо перебиты, либо дискредитировали себя развязыванием бойни. И в этот самый момент на сцене появляется, доселе неприметный, Промышленный совет — возможно, единственная партия, которая особо не запятнала себя в эти дни. О чём члены Промышленного совета, конечно же, не преминули напомнить. Впрочем, куда большую службу им сослужили их деньги: на них было сколочено ополчение, принявшееся наводить в городе порядок. Может быть, карлики также «задобрили» и кого-либо из претендентов на трон. Тут, однако, никаких доказательств нет.

Промышленный совет объявил, что будет поддерживать порядок в городе до того, как не объявится член королевской семьи. Время шло, но никто так и не появился, хотя будоражащих слухов ходило немало. Так, мало-помалу, Промышленный совет стал единственным легитимным правительством Таранта.

Кстати, королевский дворец мы можем лицезреть и поныне, хотя ничто теперь не указывает на его предыдущего владельца. Это особняк г-на Бейтса. Промышленный совет продал дворец Бейтсу в 1848 году.

Отраженные

Несмотря на то, что Бойл волею судеб считается районом Таранта, говорить об этом месте, как о части столицы Объединённого Королевства было бы не совсем верно. Дело в том, что хоть Бойл формально и является частью Таранта, фактически он существует по своим собственным законам. Промышленный совет по сути не имеет никакой власти в Бойле, городская стража и гвардия не скрывают того, что опасаются патрулировать это место и просто даже бывать там. Таким образом, Бойл предоставлен сам себе, а его обитатели живут жизнью, очень отличной от той, какой привыкли жить мы — я имею в виду цивилизованное гуманистическое общество, о сословиях и социальных статусах речи не идёт.

Разумеется, это связано с тем, что силы, контролирующие Бойл, являются оппозицией даже не властям и конкретно Промышленному совету, а самим устоям развитого общества. Наплевав на государственные законы, нормы морали и догматы нравственности, преступные элементы строят свой собственный социум, основанный на насилии, убийстве, воровстве и тотальной жестокости.

Всё это очевидные истины и пустые слова, не раскрывающие нам реальной картины того, как и чем живёт Бойл. Ведь это не просто неблагополучный район, в котором процент преступников слишком высок. В Бойле преступники — четверо из пяти. Возникает ряд логичных вопросов — они что, воруют друг у друга? Убивают друг друга? Это такая резервация негодяев и душегубов, где они предоставлены сами себе?

Преступный мир представляет собой систему, в которой есть стоящие у руля, есть их ближайшие приспешники, есть марионетки и мелкая шушера, но все они органично и даже гармонично сосуществуют с законопослушным населением. Воры воруют, грабители грабят, убийцы убивают, но всё это контролируется акулами преступного мира. Между бандами и группировками существуют негласные соглашения, их территории имеют относительно чёткие границы, а преступники-одиночки обычно оказываются вынуждены либо принять одну из сторон, либо исчезнуть навсегда. Это лишь вопрос времени. Таков уклад; любой город, стремительно развивающийся или уже достаточно развитый, одной из социальных реалий имеет организованную преступность.

Казалось бы, таков и Тарант. Свои «стабильные» преступники, вышедшие из недовольных системой, из неудачников по жизни, из тех, кто не смог реализовать себя в праведном мире, свои банды и группировки. Небезызвестное воровское подполье, о существовании которого знают все, но едва ли кто может владеть достоверными сведениями об этом образовании; случайные разрозненные банды людей и полуорков, промышляющие на окраинах; шулеры, спекулянты, политические — список можно продолжать бесконечно. Но на фоне этого особняком стоит Бойл.

В Бойле преступниками могут считаться все. От настоящих убийц и грабителей до контрабандистов, специалистов по поддельным документам, половых в трактирах и бродячих певцов. Туда стекаются все, кому нет места в нашем социуме. Это и оказавшиеся без работы охранники и вышибалы, отстранённые о службы за различные правонарушения гвардейцы, разорившиеся дельцы, скрывающиеся от правительства или кредиторов учёные и дворяне, спившиеся возницы и ремесленники… Этот ряд бесконечен. Не только отъявленные негодяи, сумасшедшие и прирождённые убийцы находят своё пристанище в Бойле. Все, кто оступился, иначе и неугодно помыслил, случайно совершил злодеяние — по сути, кто угодно, не вписавшийся в рамки изменчивой и нестабильной жестокой системы, идёт в Бойл.

Почему?

Да потому, что это единственное место, где можно начать всё сначала, где собрались, может, и не самые приятные личности, но уж точно понимающие причину твоего там появления, где есть возможность сублимировать накопившиеся обиды в месть. Бойл принимает всех, кто силён не только телом, но и духом; всех, кому некуда отступать и нечего терять; всех, кто готов начать новую жизнь.

Да, такие речи звучат кощунственно и даже нелепо, если не подкреплять их данными, которые, однако, весьма и весьма сложно получить, поскольку управляющей верхушке совсем не выгодно представлять Бойл в образе мученической и праведно страдающей субстанции. К тому же, обитатели Бойла либо живут без документов, либо пользуются поддельными, поэтому установить их личность и сопоставить эти данные с их прошлым является задачей практически невыполнимой. Я пошёл на один эксперимент, которым хотел доказать верность своей гипотезы о не столь уж безумном и бездумном существовании обитателей Бойла. Я хотел изменить укоренившееся в головах многих тарантианцев мнение о том, что Бойл — это средоточие зла, ад на земле, сборище беспросветных подонков.

Я организовал исследовательскую группу, с которой мы сперва постарались собрать данные обо всех без вести пропавших при таинственных обстоятельствах за последние несколько лет. Отбирали мы исключительно тех, кто не преступал закона, в целом вёл честную и разумную жизнь. Вторым шагом было налаживание контактов с группой информаторов, личности которых я обязался не раскрывать — в том числе и под страхом физической расправы.

Скажу лишь, что лица эти были не совсем в ладах с законом. Мы заключили нечто вроде договора, согласно которому информаторы разыщут мне в Бойле тех, кто подходит под описание без вести пропавших, благо данных у нас имелось достаточно.

Каково же было моё удивление, когда я узнал: едва ли не половина этих лиц на данный момент обитает в Бойле. С некоторыми мне даже удалось встретиться и побеседовать не тему их нынешней жизни и причин, побудивших её, собственно, начать.

Выяснилось, что вчерашние оружейники, банкиры, учёные, танцовщицы, литераторы и изобретатели ныне занимаются примерно тем же, чем и раньше, но теперь они, с одной стороны, изолированы от нашего честного и чистого общества, с другой же, свободны в своём полёте, пусть он и значительно более опасен.

В силу того, что я скован обязательствами перед этими гражданами, я не могу подтвердить своё исследование ни документальными данными, ни доказанными фактами, а потому моё исследование не может иметь статус официального и достоверного.

Я надеюсь лишь, что мой авторитет может стать подтверждением моих слов. Хотя если эта статья и будет воспринята как фикция — я тоже не сильно расстроюсь. По крайней мере, об этом узнают.

Я только хочу призвать наше общество не только смотреть, но и видеть, не только слушать, но и слышать, не только верить, но и сомневаться.

Порядки осиного гнезда

Мои социологические и культурологические изыскания, касающиеся Бойла, позволили мне сформировать относительно точную картину функционирования и существования этого места.

Единовластного правителя здесь нет — местные авторитеты традиционно делят территорию и сферы влияния. Из находящихся там сил можно выделить две антагонистичные группировки — клан Дамиана Мога и банда Поллока.

Первый обитает в весьма роскошном особняке, называемом Бентли. Дамиан Мог, вероятнее всего имеет аристократическую кровь, поскольку его манеры, образование и привычки выдают в нём закоренелого дворянина, которого не переделает даже преступная среда.

Он является единоличным лидером своего клана, в который также входят несколько его ближайших соратников или даже родственников.

Что интересно — остальная часть клана представлена орками-берсеркерами, которые стоят значительно в иерархической лестнице и играют роль личной армии Мога. Дамиан на первый взгляд весьма учтив и доброжелателен, все свои дела он ведёт так, словно это обычные посиделки в Веллингтонском клубе. Однако впечатление частенько бывает обманчиво — многие, умилённые его сладкими речами, расслабившись, были потом найдены в подворотнях с ножами в спинах. Тем не менее, Мог, по слухам, очень аккуратен и даже порядочен. Его клан не превышает рамки дозволенного и недозволенного.

Более многочисленная банда Поллока — огромного и невероятно интеллектуально развитого для своего вида полуогра — представляет собой сборище самых разномастных личностей. В отличие от высокомерного Мога, Поллок принимает всех, кто силён и способен выполнять его приказы, которые, к слову, частенько исходят не от него самого, а от соратников, побратимов и доверенных лиц. Эта банда довольно опасна и недисциплинированна.

Так или иначе эти две фракции контролируют почти весь Бойл. Члены обеих группировок обычно промышляют не в самом Бойле, а в пределах города. До сих пор остаётся загадкой, как им удаётся проникать в город, минуя стражу. Более половины преступлений, совершаемых в Таранте — дело рук приспешников Поллока и Мога. И если первый совершенно не скрывает своих деяний, то второму претит в открытую признавать за собой причастность к тем или иным правонарушениям.

Остальные обитатели Бойла — относительно нейтральные субъекты. Относительно — поскольку нейтралитет удаётся сохранять немногим. По сути — лишь тем, кто способен за себя постоять, избегая попадания между Сциллой и Харибдой обеих банд. Такие личности в большинстве случаев представляют собой сервисное обеспечение Бойла. Это торговцы и скупщики краденого, информаторы и шпионы, наёмные убийцы и тёмные колдуны. Они обеспечивают товарооборот между Бойлом и городом, контролируют безопасность обитателей Бойла от внешних врагов (как бы абсурдно это не звучало).

Что же касается тех, кто не столь силён и авторитетен, то тут односложно описать эту группу не представляется возможным. От самых низших представителей общества — бездомных и бродяг, калек и душевно больных, пьяниц и опиумных наркоманов — до бродячих актёров и музыкантов, спекулянтов и шулеров, шаманов и колдунов-недоучек, мнимых и реальных предсказателей и гадалок.

Следует отметить, что Бойл скорее представляет собой своеобразный рай для преступника, нежели ад для законопослушного гражданина.

Это место является базой, контрольной точкой, торговым пунктом. Обитатели Бойла хоть и освободили самих себя от необходимости соблюдать законы города, однако львиную долю своих преступлений они совершают за пределами Бойла.

Это говорит о том, что какие-никакие законы в Бойле имеют силу. Вопрос лишь в том, какие именно.

Вход жителям города (если желающие и найдутся) в Бойл фактически закрыт. Попавший туда чужак сразу становится заметной фигурой, десятки глаз наблюдают за ним, десятки ушей ждут одного неверного слова, десятки рук сжимают стилеты в надежде на один неверный жест или шаг. Так что немногим удаётся выжить в Бойле, не имея стоящих причин на то, чтобы там находится.

До сих пор доподлинно неизвестно, живут ли все обитатели Бойла непосредственно там или всё-таки имеют свои уголки и в городе. Ходят слухи, что у многих есть семьи, близкие и друзья в Таранте, с которыми они изредка тайно встречаются, скрывая свою личность.

Социум Бойла

«Королевская богадельня имени Роберта Бойла» (а проще говоря, психушка) была первым зданием, вокруг которого, собственно, и возник Бойл. Раньше она существовала на пожертвования филантропов, но, когда Бойл превратился в гнездо преступности, денежная помощь прекратилась. Однако лечебница не закончила своё существование, потому как стала едва ли не единственным местом в Бойле, где можно было получить более-менее квалифицированную медицинскую помощь.

А также одним из немногих заведений, где члены местных банд, по понятным причинам, соблюдают нейтралитет. Как бы то ни было, лечение бандитов не приносило больших доходов. Незавидное финансовое положение усугублялось ещё и тем, что врачи — отчасти по привычке, отчасти из остатков гуманности — продолжали помогать душевнобольным, число которых в Бойле никогда не уменьшалось: слишком тяжело было вынести здешнее животное существование, и у многих рассудок этого не выдерживал. Возможно, одним, но очень важным преимуществом больницы являлось то, что её обитателей обычно никто не трогал. Оно и понятно: новые врачи появлялись в Бойле редко, ну, а к сумасшедшим большинство жителей Бойла относились либо с суеверным страхом, либо с брезгливым презрением. В любом случае, и то, и другое отбивало охоту связываться с юродивыми. К тому же и врачи могли при случае отказать в помощи, если пациент обижал их подопечных — и тогда куда ему податься? Разве что броситься в Гадриан, чтобы прекратить свои мучения…

Если оставить здравый смысл и пройти по тёмным грязным улочкам бандитского Бойла, там, в трущобах, в царстве нищеты, во владениях отчаяния и страха, в мире оправданной жестокости, граничащей с безумием, можно найти оборванного и грязного человека с блуждающим взглядом. Сумасшедшие. Убогие. Юродивые. Нищие и безумцы, ими кишит Бойл. Большинство из них — просто психи, свихнувшиеся от безысходности своего собачьего существования, вместе с собаками роющиеся в помойках и глядящие на людей из темноты горящими глазами.

Но есть и такие, к чьему горячечному бреду стоит прислушаться, ибо он может спасти вам жизнь. Те, чьи бельма и пустые глазницы видят больше, чем самый зоркий глаз. Видят то, что было и что ещё только будет — или может быть. Их называют провидцами. Прорицателями. Видящими. Пророками. К ним идут, когда хотят узнать истину — не ту подсмотренную и подслушанную истину, которую можно купить за деньги. Их дар превыше… Так говорят некоторые. А другие смеются над ними и не упускают случая хорошенько пнуть бродягу. Так или иначе, но Бойл — именно то место, где вы всегда можете найти парочку бредящих наяву оборванцев. Они не дадут вам чёткого и ясного ответа — о, нет. Но могут дать порой куда больше. Купите у прыткого изворотливого человечка информацию — и вы получите только несколько сухих слов. Спросите совета у провидца — и он покажет вам путь. Так говорят. А может, врут…

Если оставить здравый смысл и пройти по тёмным грязным улочкам бандитского Бойла, там, в трущобах, в царстве нищеты, во владениях отчаяния и страха, в мире оправданной жестокости, граничащей с безумием, можно найти оборванного и грязного человека с блуждающим взглядом. Или получить арбалетный болт в спину. Это уж как повезёт.

Информация определяет всё. Кому жить, кому умирать, а кому гнить заживо. Подобно сточным трубам, распространяющим нечистоты, глупые хозяева длинных языков тиражируют слухи и домыслы, которые почти осязаемой материей осуществляют свой круговорот по улицам города, принося с собой одни несчастья. И погибнуть от ржавого стилета, так и не поняв, ни чья рука его занесла и вонзила, ни что ею двигало, ни почему это вообще происходит — это удел многих. Но есть те, чьё слово значит гораздо больше, чем клятвы в любви юношей и девушек, чем указы королей и речи профессоров. Рассыльные — так зовут их. Информаторы, которые не ведут нервной и беспокойной жизни, как трусливые и лживые торговцы сенсациями из верхнего города, они сформировали нечто вроде общества, которое занимается сбором разного рода данных и их распространением. Разумеется, не за просто так. Пусть Бойл и колыбель разбоя и бандитизма, но за всё здесь принято платить, а особенно — за информацию. Негласными законами Бойла рассыльные признаны неприкосновенными, ибо они никогда не преследуют личных целей, хотя и берут немало за свои услуги, да и с полным бесстрастием относятся как к самым свирепым, так и к самым невинным. Единственное, чего следует опасаться, завидев этих «курьеров», так это известий о вашей скорой погибели. Называют он себя Братством Пера.

Личности, связанные с миром искусства — пусть даже это падшая танцовщица или убогий пьяница, владевший некогда блошиным цирком — все они, попав в Бойл, оказываются в непривычных и трудных условиях. Атмосфера угнетения и всеобщий упадок, жестокость и глумление — вот всё, что они могли здесь встретить. Однако в какой-то момент ситуация изменилась. Появилась таинственная фигура в чёрной маске, личность, которая способна была не только позаботиться о себе, но и сохранить загадочный ореол маскарадного таинства. Собрав некогда вокруг себя разношёрстную группу из гадалок, танцовщиц, музыкантов и актёров, он начал ставить пьесы — о жизни Таранта, о жизни Бойла, о загадочном прошлом всем известных фигур, об ужасном будущем тех или иных лиц. И в спектаклях этих, и в песнях этих, и в пантомимах этих раскрывались вещи, которые должны были быть неведомы человеку в чёрной маске и его труппе, однако они знали всё — и прошлое, и настоящее, и будущее. По негласной традиции, труппу Чёрной Маски в Бойле не трогают, понимая, что в своих сумасшедших постановках и порой бессвязных выступлениях эти артисты способны приоткрыть завесу реальности.

Если вы не знаете, кто такие Мог и Поллок, то в Бойле вам долго не прожить. Потому что они — главари двух самых сильных банд в этом районе. Человек по имени Дамиан Мог живёт в большом особняке в восточной части Бойла.

Он редко показывается на людях, но когда показывается, то всегда производит на местное, скажем прямо, не слишком воспитанное общество неизгладимое впечатление — своими изысканными костюмами и манерами, аккуратной внешностью. Впрочем, это не мешает ему собирать под своей рукой самых отъявленных головорезов — в основном, жестоких и грубых орков.

Его главный противник — полуогр Поллок — обосновался со своими сторонниками на западе Бойла. Его банда более разношёрстна, а сам Поллок куда неотесаннее своего антагониста. И проще. Хотя, для полуогра, он, напротив, выказывает чудеса интеллекта, смекалки и красноречия — что и позволило ему стать одной из сильнейших фигур в преступном мире. Впрочем, при всех своих различиях, оба лидера сходны во многих качествах: жестокости, беспощадности, беспринципности.

Чем занимаются банды, догадаться нетрудно: организуют преступления в Бойле и Таранте, покрывают мелких преступников, например, контрабандистов, «крышуют» разного рода заведения. Возможно и кое-что другое, о чём знают единицы. Отношения между бандами находятся на грани открытой конфронтации, но не перетекают в масштабные столкновения. Тем не менее, этот конфликт держит в постоянном напряжении весь Бойл. Есть места, где кое-как соблюдается нейтралитет: например, кабак или больница — но участь того, кто, принадлежа к одной банде, войдёт на территорию другой, незавидна.

Как ни странно, в Бойле есть и блюстители закона. Точнее говоря, не в Бойле, а около Бойла. Около Гаррилонского моста, около станции метро «Бойл» постоянно дежурят несколько констеблей. Впрочем, весь правопорядок, который они обеспечивают, сводится к фразам о том, что если вы войдёте в Бойл, то только на свой страх и риск, не ожидайте никакой помощи. Трудно сказать, зачем они вообще здесь стоят. Перекрыть выход из Бойла они всё равно не смогут: у преступников масса своих путей для проникновения в Тарант. Скорее, Промышленный совет поставил их здесь просто как символ: этот район всё-таки находится под его юрисдикцией — не важно, что только-де-юре, а не-де-факто. Да и сами констебли не рады здесь стоять: дежурство в Бойле — самое опасное во всём городе, и посылают на него скорее в наказание за какие-либо провинности.

Хотя на констеблей периодически происходят нападения, но обычно обитатели Бойла не трогают их, а лишь угрожающе смотрят на них откуда-нибудь из-за забора или демонстративно плюют им под ноги. Для жителей Бойла констебли — лишь раздражение, вызванное напоминанием о тарантских властях. Кроме того, в Бойле бытует своего рода поверье, что, когда констебли всё-таки пересекут границы района, случится нечто страшное и непоправимое.

Танец Смерти

Танец Смерти зародился примерно тогда же, когда появился Бойл. И именно там. Являясь своеобразным аналогом дуэли, Танец Смерти, тем не менее, имеет ряд существенных отличий, несмотря на общую для обоих обычаев форму выражения — регламентированный поединок, решающий тот или иной спор.

Формальная причина требуется отнюдь не всегда, поэтому не факт, что оскорбления и брошенные перчатки послужат вам на пользу, если вы провокатор и инициатор; в то же время, до оскорблений и перчаток может и вовсе не дойти, если предполагаемый оппонент уже чем-то озлоблен на вас.

Иными словами, то, что побудило вас пригласить на Танец Смерти того или иного неугодного вам мистера, совершенно не нуждается в огласке — даже если вопрошающие и потребуют разъяснений, отвечать не обязательно.

Танец Смерти является не только мужским развлечением. Участвовать могут и женщины, и дети, и старики, и калеки. Морально здесь прав будет тот, за кем правда, вроде бы, стоит, фактически же — победитель.

Углубляясь в детали, следует отметить, что такие параметры, как время, место, оружие и секунданты не столь уж важны. Непременными условиями являются лишь неприкосновенность приглашённого в течение определённого срока с момента приглашения (т.н. время для разминки) и неприкосновенность победителя в течение такого же срока после окончания Танца. Минимальное значение для такого срока — три часа. Верхний же предел не ограничивается ничем, кроме воли объявившего Танец.

Приглашение на Танец Смерти высылается по почте, передаётся через посредников или излагается лично, что и является началом отсчёта пресловутых трёх часов.

Если мистер Смит приглашает на танец мистера Андерсона, то у мистера Андерсона есть минимум три часа, в течение которых мистер Смит не имеет права причинять вред мистеру Андерсону, равно и мешать тому в приготовлениях, кроме как просто вести с ним беседу, ежели тот, к примеру, не против. Разумеется, оба могут сразу условиться о месте и времени, если они того хотят, но в этом случае вся затея Танца Смерти потеряет свой смысл, который заключён вовсе не в поединке.

Танец Смерти является в первую очередь психологической схваткой воли и настойчивости мистера Смита и воли и бдительности мистера Андерсона.

Такой Танец может продолжаться годами и даже десятилетиями, причём, попытку убить может предпринять каждый, в связи с чем преимущество мистера Смита нивелируется, как только мистер Андерсон свыкнется с тем, что теперь в этом мире должен остаться только один из них.

Мистер Смит может попытаться убить мистера Андерсона, перерезав ему горло, пока тот будет спать, отравив его, когда тот будет обедать, не говоря уже о том, что в какой-то момент всё может-таки кончиться поединком.

Обоим «танцорам» запрещено привлекать к делу (непосредственно к убийству) посторонних лиц, кроме как косвенно (купить у таковых оружие, испросить совета на тему, где бывает оппонент, и т. д.). В случае же если постороннее лицо вмешалось в Танец по собственному желанию, что привело к гибели или ранению одного из участников, Танец считается сорванным, а таковое лицо карается смертью от рук любого из недовольных этим поворотом событий.

Приглашения на Танец Смерти иногда делаются публично, тогда весь Бойл на время становится свидетелем их противостояния, но чаще всё-таки «танцоры» стараются решить свои дела тайно, заранее составляя завещания и письма близким.

Сам способ убийства не имеет значения. Главное — чтобы убийца действовал самостоятельно, в остальном же нападения исподтишка и удары в спину не носят аморального характера.

После окончания танца (смерти одного из участников), победитель имеет минимум три часа, в течение которых никто не имеет права вредить ему как прямо, так и косвенно.

Вообще Танец Смерти призван как раз улаживать конфликты сторон, а не провоцировать новые, поэтому обитатели Бойла, потерявшие близкого человека в ходе этого действа, зачастую не пытаются отомстить победителю.

Танцы Смерти свойственны высшему звену бойловского социума. К примеру, если две банды не могут сосуществовать мирно, их главы решают в ходе личного противостояния, какая же из сторон достойнее другой. Но свобода в плане реализации задуманного даёт иной раз огромное количество времени обоим участникам, прежде чем хоть один из них решится на что-либо, а главное — добьётся успеха.

Из числа нейтральных фигур выбирается арбитр (или, как его ещё называют, судья), который должен засвидетельствовать момент приглашения (сделанного в письменной и в устной форме), следить за тем, как Танец проходит, а по окончании оного — объявить Танец завершённым.

В случае если арбитр сам погибает или не способен справляться с возложенной на него задачей, участники Танца должны выбрать нового судью.

Столь сложная психологическая конфронтация «танцоров» с одной стороны требует гораздо больше моральных сил, нежели простая дуэль, с другой же — позволяет добиться победы не тому, кто сильнее физически или лучше владеет тем или иным оружием, а тому, кто хитрее, упорнее, внимательнее и сильнее духом.