Море

Он стоял на краю утеса. Внизу — где-то далеко-далеко — плескалось море. Оно с задорной яростью грохотало, и обрушивалось на скалы пенным поцелуем. Легкий бриз обдувал Верла, и уносился вдаль, к морю, намереваясь пробежаться по водной глади. Бледные облака застыли на небесах, наблюдая за этой игрой, лишь изредка переплывая с места на место. На лице мужчины замерло выражение детского восторга, перемешанного с отчаянием. Он глядел прямо вперед — туда, где небеса соединялись с морем, где горизонт окрашивался в кровавый цвет заката и распускался алым цветком на лучистом и безмятежном зеркале.

Дорожка тянулась вверх, извивалась меж острых пиков и голых скал, ведя к поселению. Было очень холодно — сыростью здесь пропитался весь камень, а промозглость витала в воздухе, заставляя кутаться в жалкие лохмотья, то и дело пропускающие ледяной ветер. Верл шел медленно, ибо каждый шаг отдавался болью по всему телу. Он грел себя надеждой, что скоро он войдет в свою хибарку, зажжет припасенные дровишки, и придвинет дырявое плетеное кресло поближе к гудящему огню… Но вьющаяся крутая дорожка все не заканчивалась, а ветер не утихал, продолжая колыхать рваный плащ.

Селение было убогим и малочисленным. На вершине горы ютились несколько десятков хижин, более или менее впускающих холод. Та небольшая площадка, где стояли домики, была окружена грядой скал, которые удерживали вихрь. Он выл и бился о холодный камень, но все-таки не мог залететь сюда. А дождь, в основном ливень, беспрепятственно проникал в это место, и ветхие крыши хижин не были ему преградой.

Тяжело стукнула хлипкая дверь и старик, дрожа, рухнул на каменный пол. Сегодня ему уже не хватило сил на то, чтобы спуститься вниз, пройти на Утес, и вернуться обратно. Каждый день Верл подолгу стоял на Утесе и смотрел на свое королевство. Так продолжалось уже много лет, и сейчас он с ужасом думал не о том, что боль разъедает продрогшее тело, скручивая кости, и подбираясь к сердцу, а о том, как он сможет завтра попасть на Утес…

Через пару часов старик смог подняться с ледяного камня, но только для того, чтобы дергающимися руками высечь искру, и, потратив немало времени, разжечь очаг. Если бы не мастерство Верла, выработанное годами, он бы никогда не смог сделать так, что уже огонек весело облизывал отсыревшее дерево. После этого хватило сил лишь на то, чтобы опуститься в прогнившее кресло. Веки сомкнулись, и старик заснул, ощущая, как тепло от огня потихоньку подбирается к нему…

Наутро Верл проснулся от безумной боли: все мускулы сковал страшный холод, обнявший ледяными руками сердце. Старик, стиснув зубы, медленно начал разминать мышцы. Это дало результат; спустя час он смог встать на ноги. Тело все еще ныло и болело, но то было лишь слабое эхо минувшей кошмарной боли. Верл вскипятил воды в котелке, сделав отвар из различных трав. Настойка эта была более чем отвратительна, но старик уже привык, ведь пил он ее каждый день. Также он приготовил нехитрый завтрак, состоящий из бобов и сушеных стеблей корня Гинки. Наконец, он решил, что уже набрался достаточно сил, дабы дойти до Утеса.

Снаружи оказалось очень холодно, но дождя не было, лишь маленький ветерок, несущий запах моря. И шум прибоя, тянущийся по камню вверх, доходящий до ушей жителей селения. Но они настолько боялись моря, что только качали головой, стремясь не думать об ужасных водах внизу. Обитатели поселения всегда с недоверием относились к этому Верлу, не следующему их обычаям. Они считали его почти что чужаком, ведь он не был таким, как они. Верл каждый день уходил куда-то, почти ни с кем не разговаривал и держался особняком. Вот и сейчас он вышел из своего домика, направляясь к проходу среди скал.

— Ты опять уходишь? — окликнул его детский голос.

Старик обернулся, попытавшись улыбнуться. Это был Тилли, мальчуган-сирота, которого приютила одна старуха. Было ему лет девять, он ходил в таком же рванье, как и все жители этого поселения, но лицо его еще не носило отпечаток отчаяния и равнодушия. Он единственный с симпатией относился к Верлу, часто разговаривал с ним, а старик в свою очередь рассказывал ему о море.

— Да, Тилли.

— А куда?

— Далеко, на Утес.

— Утес? — расширились глаза у мальчика.

— Да, Тилли.

— А утес рядом с морем? — жадно спросил мальчик.

— Как сказать. Море внизу, далеко, но если присмотреться, кажется, что оно рядом…

— Ты возьмешь меня с собой? — умоляюще посмотрел на него Тилли.

— Я не могу этого сделать при всем желании, — покачал головой Верл. — Во-первых, твоя мать…

— Она разрешит, я знаю! — перебил мальчуган. Он еще не знал, что это вовсе не его мать.

—…И Утес слишком далеко. Если со мной что-нибудь случится, ты не найдешь дороги назад, — строго закончил Верл.

— Ну пожалуйста!.. — жалобно попросил Тилли. — Я так хочу увидеть море…

Верл изумленно поглядел на мальчугана. Тот умоляюще смотрел на него, поблескивая карими глазками… Некоторое время старик молчал, склонив голову, и когда он снова посмотрел на Тилли, на морщинистой щеке его застыла слеза.

— Пошли, — просто сказал Верл и они, пройдя сквозь узкий ход, зашагали вниз по тропе.

Всю дорогу вниз мальчик изводил старика вопросами о море. Верл рассказывал, хотя он уже много раз говорил с ним о море. Но Тилли снова и снова спрашивал, а Верл отвечал.

— А правда, что в море живут люди?

— Да, сынок, на таких же островах, как и мы, — мягко отвечал Верл.

— А ты видел их?

— Нет, но иногда мне кажется, что с шумом моря до меня доносятся их голоса, видятся их лица…

С мальчиком дорога казалась не такой уж длинной, а ветер не таким холодным и яростным. И Верл был счастлив, отвечая на вопросы мальчугана. Казалось даже, что ему стало гораздо теплее. По сути, он никогда не сближался ни с кем — и сейчас, когда рядом весело прыгал Тилли, радостный и беззаботный, безостановочно что-то щебеча — старик испытывал очень странное, доселе неведомое чувство, которое он воспринимал с недоверием. И Верл просто улыбался…

Крученая тропинка незаметно перешла в ровную и каменистую землю. Вокруг простирались одни скалы — создавалось впечатление, что они идут по каньону. Возможно, так оно и было. Но, во всяком случае, никаких проходов видно не было. Лишь путь вперед. Светило солнце, вернее оно, как всегда, пряталось за серой грядой облаков, и лишь краешком выглядывало, словно исподтишка наблюдая за идущими фигурками на скалистой земле.

— А долго еще? — нетерпеливо спрашивал мальчуган, прыгая с камня на камень.

— Достаточно, сынок.

— И мы сможем увидеть море?

— Да, Тилли, — спокойно отвечал Верл, наблюдая за светящимся от радости лицом мальчика.

И все начиналось с начала.

Так они шли уже несколько часов и Верл начал опасаться, что Тилли устанет, но тот по-прежнему беспечно носился вокруг. А за ним еле-еле поспевал его звонкий голос, которого, наверное, здешние скалы никогда не слышали. И, что удивительно, старик не ощущал усталости, хотя, обычно, эта непрошеная гостья приходила к нему почти сразу.

Наконец, появилась уже видная дорожка наверх. Она была даже круче, чем тропинка к селению. И тут не было ветров, поскольку тропинка тянулась вверх между огромными базальтовыми скалами, очень похожими на стены. Они-то и не пускали сюда ветер. Здесь Верл любил ходить. Он наслаждался тишиной, слушал отдаленный голос морского прибоя, предвкушал, как он вновь увидит игру морских волн… Старик даже не заметил, как он заговорил вслух, изливая свои страдания, свою радость Тилли… А тот слушал, внимательно и серьезно. Смех ушел, остались лишь два сверкающих глаза, как черные блестящие жучки.

Они пришли. Огромный утес, острый и высокий, высился над водной гладью, стремительно уносясь в небеса. Камень внизу был отполирован до блеска водой и отражал солнечных зайчиков, бегающих по морским дорожкам. Все это видел Верл. Он, прошептав приветствия, с радостью смотрел вдаль, а рядом, раскрыв рот, и оцепенев, стоял Тилли. Оба молчали, ведь слова были ничем по сравнению с рокотом переливающихся волн, с криком чаек, белыми точками проносящихся где-то вдали, со звуком весело летающего морского бриза… Они безмолвно глядели на Море. И солнце, выбежавшее из-за тусклой ширмы облаков, предстало пред ним в новом наряде, ослепительном и безумно красивом. Сияющие лучи прыгали по лениво перекатывающимся волнам, а старик и мальчик все смотрели…

Вечером, уже в поселении, мальчик не выдержал и отпросился у старухи переночевать у Верла. Ему не терпелось вновь увидеть доброго старика, снова поговорить с ним о море, услышать его неторопливый голос, как шум прибоя, представить, как волны жмурятся на солнце, подмигивая именно ему…

Верл сидел у очага в большом кресле, глаза его были открыты, он смотрел на весело пляшущие огоньки, которые понемножку обгладывали дрова.

— Это ты, Тилли?

— Да, — смущенно вымолвил мальчик, робко переминаясь с ноги на ногу у порога. - Я подумал…ты разрешишь остаться у тебя на ночь…

Верл только улыбнулся, не находя слов, а мальчуган звонко рассмеялся и, подбежав к старику, уселся ему на колени. Пару минут они молчали, слушая, как огонь потрескивает и шипит, плюясь яркими искорками.

— Расскажешь мне о море? — с надеждой спросил Тилли.

— Конечно, малыш…

И он рассказал о нем.

— Знаешь, — вымолвил мальчик после долгого молчания, — я так хочу снова увидеть его…

— Я тоже, сынок.

— Мы пойдем туда завтра, да?

— Конечно, — кивнул Верл, с любовью глядя на его раскрасневшееся от тепла личико.

— И ты мне расскажешь, как надо с ним говорить?

— Обязательно, — улыбнулся старик.

— Ну, тогда хорошо, — успокоился Тилли, и, зевнув, пожелал Верлу спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мой мальчик, спокойной ночи, — тихо прошептал старик, поглаживая его по голове. Но тот не чувствовал этого, поскольку уже сладко спал, прижавшись к Верлу. Крупные дождевые капли барабанили по крыше маленького домика, ветер бушевал где-то далеко-далеко, а шум морского прибоя и крик чаек был слышен прямо здесь… Тилли улыбнулся во сне и еще крепче стиснул в маленькой ручонке ладонь старика.

Наутро Верл с удивлением обнаружил, что почти не замерз, а боль не смогла пробраться в сердце, ведь ему было тепло. Тилли тоже почти сразу проснулся, протер заспанные глазки, и соскочил на пол:

— Уже утро!

— Да, — радостно произнес старик, поспешно вставая с кресла. — Сейчас позавтракаем и пойдем.

— Правда? — запрыгал от радости мальчуган.

— А как же! — весело подмигнул ему Верл и открыл небольшой деревянный шкафчик, в котором хранились скудные запасы еды. Кроме различных кореньев, трав и бобов у него было припасено настоящее сокровище, которое он хранил уже несколько месяцев. Настоящее вяленое мясо! Как-то Верл, отправившись в небольшую рощицу за дровами, заметил большую птицу сидящую на ветке прямо перед ним. Она была очень странной, белого цвета, с огромным клювом. На решение было всего пару мгновений — она могла улететь в любую секунду. Верл тайком принес птицу себе в хибарку, там же провялил и спрятал, никому не сказав ни слов о таком чуде. Жители этого поселения, в том числе и он, никогда не пробовали мяса — никакой живности на островке не водилось. Узнай кто-то, что у старика Верла в доме такая ценность… И сейчас, ни капельки не испортившееся мясо с аппетитом уминал Тилли, разрывая птицу прямо руками. Старик улыбался, чувствуя, что еще никогда не был так счастлив.

Весь день они провели на Утесе, глядя на море. Верл научил мальчика разговаривать с морем, слушать его говор, а также показал Тилли самое красивое, что только есть на свете. То время, когда закатное солнце соединяется с морем, когда последний багровый луч солнца скользит по воде, и когда все королевство Верла окрашивается в нежно-кровавый цвет.

Каждый день они приходили сюда и просто смотрели. Верл уговорил старуху отпустить Тилли к нему; та легко согласилась, ибо мальчик был ей обузой. Так что теперь Тилли был счастлив, с лица его не сходила иногда веселая, а иногда грустная улыбка, и он все время радовал старика, который уже забыл о том страшном чувстве — одиночестве.

Проходили дни, и однажды мальчик спросил у старика:

— А мы можем прикоснуться к морю?

Верл изумленно посмотрел на Тилли:

— Нет, сынок, к сожалению, нет. Море далеко.

— Но ты же сам говорил — оно близко, стоит только присмотреться…

— Это так, Тилли, — устало вздохнул старик.

— Но тогда почему мы не можем потрогать его?

Вместо ответа Верл только покачал головой, и еще больше погрузился в уже давно гложущие его непонятные мысли.

Несколько раз мальчик задавал один и тот же вопрос, но старик не мог ответить. Он уже сам не понимал, в голове была одна и та же мысль, и Верл искал ответа у Моря.

Так прошел год. Один за другим умирали обитатели их селения — странная болезнь охватила всех. Верл тоже в последнее время не очень хорошо себя чувствовал, и боялся, что с Тилли что-то случится. Все больше старик погружался в себя, порой не слышал и не замечал других. Они все также каждый день ходили на Утес, а море по-прежнему не отвечало на вопрос старика.

В один день Верл не смог подняться с кресла. Ужасная слабость охватила тело, глаза окутало бледное марево, а сердце наполнила странная пустота. Лихорадка пришла внезапно, и старик пребывал в забытье. Откуда-то издалека слышался детский плач, его пытались поднять, но тело одеревенело, а в голове витал вопрос, так и не оставивший старика. Верл умирал. И когда уже осталось совсем немного, море ответило ему. С шумом разбивающейся о камень прибойной волны, с перешептыванием свежего ветерка, с ревом морской бури он получил ответ.

Старик очнулся, и увидел рядом Тилли с опухшими от слез глазами, в руках у него была целебная настойка, а на лице было написано глубокое горе. Верл лишь посмотрел мальчику в глаза, и этот взгляд передал всю его боль, благодарность, и радость. Мальчуган помог Верлу встать, дабы он в последний раз увидел Море.

Они стояли на краю Утеса. Ласковое солнышко скользило по впалой и пожелтевшей щеке старика, щекотало нежное личико Тилли и пыталось согреть, пересилить могильный холод камня. Море неистово бушевало внизу, оно казалось таким близким… Бешено кипели волны, пенистые гребни неслись вперед, море приветствовало их.

— Ну что, малыш? — улыбнулся старик, благодаря море. — Вот и ответ…

И они сделали последний шаг.